Наверх
liza, 55 - 25 января 2013 21:44
Все
Отредактировано:26.01.13 00:07
" ...она как молчаливое признание, что да, любить вы не сумеете, и не стоит, наверное, дальше играть в эту детскую игру"(с)
Когда человечек очень долго живет без солнечных дней и ... по нему скучает. И хочет солнца, человечек о тепле мечтает. Медитирует в маршрутке, пока едет на работу и стоя за кассой; отбивая селедку, пять банок пива "Охоты" крепкой( для мужика в шапке-формовке, из крашеного брюшка кролика,а-ля норка), четыре -"«Велкопоповский козел"(для "скромной" дамы: "я пью сегодня легкое и меньше - не пить стараюсь... много... и этим гОрда") и для ее девчушки(рядом с ними у прилавка, на вид четыре года, "в куртке НеВздумайПачкатьПойдешьВНейВшколу" ) чупа-чупс"ХL" , коробку сока"Агуша",200граммов, а-ля из фруктов...
-И сигареты ПЕТРпервый- четыре пачки(синий), яиц десяток и пол-булки хлеба (любого)-Она-ЗаботаТипаВдоме.
-Извиняете, у нас денег не хватает, яиц не надо...- ТриДняНеБритый, шапчонка, стало тОже видно- побита молью.
Чек и рупь дватцать - сдача.
Обет молчанья...
Продавец на секунду сложила пальцы рук- ТипавПозеЛотос (ведь где- то встало солнце) и ими стельнУла, в секунду, как с пистолета, на "ейной" роже- маска, она невозмутимость, она на Кассе.
Тут чел, ЯвноВпечали:
- Здрасти, есть пиво без алкоголя, я закодироэн( последнее чуть слышо, как в аптеке за мазью от мандовошек)
-Нет. Даже в "нулевке" есть градус алкоголя.( Вумная, сАбою ТОЖЕ горда, поэтому так громко)
-И сколькО жЕж?( так же громко, раскрыта тайна Терять УЖ НЕЧА, понтись до края)
Понимая, обчОм базар (не о цене бутылки и не об объемах, Считаем градус);
- В "нулевке" ноль пять, в квасе ноль два, в кЭфире...
(От слова "кефир" его "торкнуло"- по роже видно, скривилась, как у лягушки на эксперименте с электротоком иль от лимона(нет от лимона чуть по-другому)
- А нет по крепче... но без АЛКОГОЛЯ( его шатнуло, эт от кефиро-детства представления, его качнуло не иначе)
...Обет молчанья ( о где же море)
Итак, о чем я "За Жизнь" и море... или об обете странном, когда- то взятом или зачем- то данном.
Картинку, возможно, не дорисую, мысль ни как не сформирую... смотрите пост ниже... И как Пушкин не тороплюсь закончить повествование. ( Неее я скромная, но если угощаютЪ... и мысли о прекрасном, как не вспомнить о великих ...и об уважаю :)
P.S.Я хочу любви. Боюсь ее( ведь это очумело, сладостно и, знаю, больно) Ведь не бывает "крепко, но без похмелья". Знаю точно я хочу тепла и море солнца... Или море нерастраченности, как рупь двадцать...
Но молчу, меня, как бы НЕТ на Этом свете.
Обет молчанья:)
Тихо плАчу, хе, нет палчУ, не надо сдачи... Возможно, будет лето.
Нет, не так: лето- будет!!!
Ага, вы правильно подумали- бабье.
С себя бабею...
Добавить комментарий
Комментарии: 1
Пока мыслителей тревожит,
меня волнует и смешит,
что без России жить не может
на белом свете русский жид.
Прощай, Россия, и прости,
я встречу смерть уже в разлуке -
от пули, голода, тоски,
но не от мерзости и скуки.
Люблю листки календарей,
где знаменитых жизней даты:
то здесь, то там живал еврей,
случайно выживший когда-то.
Еврей у всех на виду,
еврей у судьбы на краю
упрямо дудит в дуду
обрезанную свою.
Отца родного не жалея,
когда дошло до словопрения,
в любом вопросе два еврея
имеют три несхожих мнения.
Если к Богу допустят еврея -
что он скажет, вошедши с приветом?
- Да, я жил в интересное время,
но совсем не просил я об этом.
Когда народы, распри позабыв,
в единую семью соединятся,
немедля обнаружится мотив
сугубого вреда одной из наций.
Еврейство - очень странный организм,
питающийся духом ядовитым,
еврею даже антисемитизм
нужнее, чем еврей - антисемитам.
Евреям придется жестоко платить
за то, что посмели когда-то
дух русского бунта собой воплотить
размашистей старшего брата.
В годы, обагренные закатом,
неопровержимее всего
делает еврея виноватым
факт существования его.
Не золото растить, сажая медь,
не выдумки выщелкивать с пера,
а в гибельном пространстве уцелеть -
извечная еврейская игра.
Сквозь королей и фараонов,
вождей, султанов и царей,
оплакав смерти миллионов,
идет со скрипочкой еврей.
За стойкость в безумной судьбе,
за смех, за азарт, за движение -
еврей вызывает к себе
лютое уважение.
Я еврея в себе убивал,
дух еврейства себе запретил,
а когда сокрушил наповал,
то евреем себя ощутил.
II. Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного
Живя в загадочной отчизне,
из ночи в день десятки лет
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Понять без главного нельзя
твоей сплоченности, Россия;
своя у каждого стезя,
одна у всех анестезия.
Не мучась совестью нисколько,
живу года в хмельном приятстве;
Господь всеведущ не настолько,
чтобы страдать о нашем блядстве.
Не будь на то Господня воля,
мы б не узнали алкоголя;
а, значит, пьянство не порок,
а высшей благости урок.
Мне повезло на тех, кто вместе
со мной в стаканах ищет дно;
подлей, тем больше чести
кто с ним не заодно.
Святая благодать - влеченье к пьянству.
И не понять усохшему врачу: чем век
я приколочен временем к пространству, тому,
а сквозь бутыль - теку, куда хочу.
Никто на свете не судья,
когда к бутылям, тьмой налитым,
нас тянет жажда забытья
и боль по крыльям перебитым.
Мы пьем и разрушаем этим печень,
кричат нам доктора в глухие души,
но печень мы при случае полечим,
а трезвость иссушает наши души.
В любви и пьянстве есть мгновение,
когда вдруг чувствуешь до дрожи,
что смысла жизни откровение
тебе сейчас явиться может.
Не в том ли загадка истории русской
и шалого духа отпетого,
что вечно мы пьем, пренебрегши закускою
и вечно косые от этого?
Крутится судьбы моей кино,
капли будней мерно долбят темя,
время захмеляет, как вино,
а вино целительно, как время.
Какое счастье - рознь календарей
и мой диапазон души не узкий:
я в пятницу пью водку, как еврей,
в субботу после бани пью, как русский.
Одни с восторгом: заря заката!
Другие с плачем: закат зари!
А я вот выпил, но маловато,
еще не начал теплеть внутри.
Подвыпив с умудренным визави,
люблю поговорить лицеприятно
о горестных превратностях любви
России к россиянам и обратно.
К родине любовь у нас в избытке
теплится у каждого в груди,
лучше мы пропьем ее до нитки,
но врагу в обиду не дадим.
Я к дамам, одряхлев, не охладел,
я просто их оставил на потом:
кого на этом свете не успел
надеюсь я познать уже на том.
Когда однажды ночью я умру,
то близкие, надев печаль на лица,
пускай на всякий случай поутру
мне все же поднесут опохмелиться.
День, который плохо начат,
не брани, тоскливо ноя,
потому что и удача
утром спит от перепоя.
III. Вожди дороже нам вдвойне, когда они уже в стене
Во всех промелькнувших веках
любимые публикой цезари
ее самое впопыхах
душили, топтали и резали.
Но публика это терпела,
и цезарей жарко любили,
поскольку за правое дело
всегда эти цезари были.
Напрасно мы стучимся лбом о стену,
пытаясь осветить свои потемки;
в безумии режимов есть система,
которую увидят лишь потомки.
Сезонность матери-природы
на нашу суетность плюет,
и чем светлей рассвет свободы,
тем глуше сумерки ее.
Пахан был дух и голос множества,
в нем воплотилось большинство,
он был великое ничтожество,
за что и вышел в божество.
Ни вверх не глядя, ни вперед,
сижу с друзьями-разгильдяями,
и наплевать нам, чья берет
в борьбе мерзавцев с негодяями.
Ждала спасителя Россия,
жила, тасуя фотографии,
и, наконец, пришел Мессия,
и не один, а в виде мафии.
Нам век не зря калечил души,
никто теперь не сомневается,
что мир нельзя ломать и рушить,
а в рай нельзя тащить за яйца.
России посреди, в навечной дреме,
лежит ее растлитель и творец;
не будет никогда порядка в доме,
где есть не похороненный мертвец.
Как у тюрем, стоят часовые
у Кремля и посольских дворов,
пуще всех охраняет Россия
иностранцев, вождей и воров.
Сбылись грезы Ильича,
он лежит, откинув тапочки,
но горит его свеча:
всем и всюду все до лампочки.
В нашей жизни есть кулисы,
а за ними - свой мирок,
там общественные крысы
жрут общественный пирог.
В России так нелепо все смешалось,
и столько обратилось в мертвый прах,
что гнев иссяк. Осталась только жалость.
Презрение. И неизбывный страх.
Игорь Губерман.
меня волнует и смешит,
что без России жить не может
на белом свете русский жид.
Прощай, Россия, и прости,
я встречу смерть уже в разлуке -
от пули, голода, тоски,
но не от мерзости и скуки.
Люблю листки календарей,
где знаменитых жизней даты:
то здесь, то там живал еврей,
случайно выживший когда-то.
Еврей у всех на виду,
еврей у судьбы на краю
упрямо дудит в дуду
обрезанную свою.
Отца родного не жалея,
когда дошло до словопрения,
в любом вопросе два еврея
имеют три несхожих мнения.
Если к Богу допустят еврея -
что он скажет, вошедши с приветом?
- Да, я жил в интересное время,
но совсем не просил я об этом.
Когда народы, распри позабыв,
в единую семью соединятся,
немедля обнаружится мотив
сугубого вреда одной из наций.
Еврейство - очень странный организм,
питающийся духом ядовитым,
еврею даже антисемитизм
нужнее, чем еврей - антисемитам.
Евреям придется жестоко платить
за то, что посмели когда-то
дух русского бунта собой воплотить
размашистей старшего брата.
В годы, обагренные закатом,
неопровержимее всего
делает еврея виноватым
факт существования его.
Не золото растить, сажая медь,
не выдумки выщелкивать с пера,
а в гибельном пространстве уцелеть -
извечная еврейская игра.
Сквозь королей и фараонов,
вождей, султанов и царей,
оплакав смерти миллионов,
идет со скрипочкой еврей.
За стойкость в безумной судьбе,
за смех, за азарт, за движение -
еврей вызывает к себе
лютое уважение.
Я еврея в себе убивал,
дух еврейства себе запретил,
а когда сокрушил наповал,
то евреем себя ощутил.
II. Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного
Живя в загадочной отчизне,
из ночи в день десятки лет
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Понять без главного нельзя
твоей сплоченности, Россия;
своя у каждого стезя,
одна у всех анестезия.
Не мучась совестью нисколько,
живу года в хмельном приятстве;
Господь всеведущ не настолько,
чтобы страдать о нашем блядстве.
Не будь на то Господня воля,
мы б не узнали алкоголя;
а, значит, пьянство не порок,
а высшей благости урок.
Мне повезло на тех, кто вместе
со мной в стаканах ищет дно;
подлей, тем больше чести
кто с ним не заодно.
Святая благодать - влеченье к пьянству.
И не понять усохшему врачу: чем век
я приколочен временем к пространству, тому,
а сквозь бутыль - теку, куда хочу.
Никто на свете не судья,
когда к бутылям, тьмой налитым,
нас тянет жажда забытья
и боль по крыльям перебитым.
Мы пьем и разрушаем этим печень,
кричат нам доктора в глухие души,
но печень мы при случае полечим,
а трезвость иссушает наши души.
В любви и пьянстве есть мгновение,
когда вдруг чувствуешь до дрожи,
что смысла жизни откровение
тебе сейчас явиться может.
Не в том ли загадка истории русской
и шалого духа отпетого,
что вечно мы пьем, пренебрегши закускою
и вечно косые от этого?
Крутится судьбы моей кино,
капли будней мерно долбят темя,
время захмеляет, как вино,
а вино целительно, как время.
Какое счастье - рознь календарей
и мой диапазон души не узкий:
я в пятницу пью водку, как еврей,
в субботу после бани пью, как русский.
Одни с восторгом: заря заката!
Другие с плачем: закат зари!
А я вот выпил, но маловато,
еще не начал теплеть внутри.
Подвыпив с умудренным визави,
люблю поговорить лицеприятно
о горестных превратностях любви
России к россиянам и обратно.
К родине любовь у нас в избытке
теплится у каждого в груди,
лучше мы пропьем ее до нитки,
но врагу в обиду не дадим.
Я к дамам, одряхлев, не охладел,
я просто их оставил на потом:
кого на этом свете не успел
надеюсь я познать уже на том.
Когда однажды ночью я умру,
то близкие, надев печаль на лица,
пускай на всякий случай поутру
мне все же поднесут опохмелиться.
День, который плохо начат,
не брани, тоскливо ноя,
потому что и удача
утром спит от перепоя.
III. Вожди дороже нам вдвойне, когда они уже в стене
Во всех промелькнувших веках
любимые публикой цезари
ее самое впопыхах
душили, топтали и резали.
Но публика это терпела,
и цезарей жарко любили,
поскольку за правое дело
всегда эти цезари были.
Напрасно мы стучимся лбом о стену,
пытаясь осветить свои потемки;
в безумии режимов есть система,
которую увидят лишь потомки.
Сезонность матери-природы
на нашу суетность плюет,
и чем светлей рассвет свободы,
тем глуше сумерки ее.
Пахан был дух и голос множества,
в нем воплотилось большинство,
он был великое ничтожество,
за что и вышел в божество.
Ни вверх не глядя, ни вперед,
сижу с друзьями-разгильдяями,
и наплевать нам, чья берет
в борьбе мерзавцев с негодяями.
Ждала спасителя Россия,
жила, тасуя фотографии,
и, наконец, пришел Мессия,
и не один, а в виде мафии.
Нам век не зря калечил души,
никто теперь не сомневается,
что мир нельзя ломать и рушить,
а в рай нельзя тащить за яйца.
России посреди, в навечной дреме,
лежит ее растлитель и творец;
не будет никогда порядка в доме,
где есть не похороненный мертвец.
Как у тюрем, стоят часовые
у Кремля и посольских дворов,
пуще всех охраняет Россия
иностранцев, вождей и воров.
Сбылись грезы Ильича,
он лежит, откинув тапочки,
но горит его свеча:
всем и всюду все до лампочки.
В нашей жизни есть кулисы,
а за ними - свой мирок,
там общественные крысы
жрут общественный пирог.
В России так нелепо все смешалось,
и столько обратилось в мертвый прах,
что гнев иссяк. Осталась только жалость.
Презрение. И неизбывный страх.
Игорь Губерман.