Наверх
Шакти, 50 - 25 января 2011 20:06
Все
Всего неделю назад пестрели дневники записями «как же меня тошнит от оливье!» и «нихренасе я поправился!», но вот жизнь вошла в прежнее русло, и вновь, от Камчатки до Белгорода, слышатся знакомые напевы: «я - твой пестик, ты – мой тазик» и «помню губ твоих лобзанье, распирает аж дыханье…» Однако быстро народ оправился! Мне по случаю вспомнился один годичной давности разговор с подругой – о природе творчества. Я, помнится, тогда в шутку упомянула Фрейда, но подруга была категорична и утверждала, что спермотоксикоз тут не при чем, и творчество должно произрастать из другого места. Я, в принципе, уже готова была согласиться, но… вскоре друг пригласил меня в Домжур, на поэтический вечер своего знакомого - поэта Н., и мое размышление о психоанализе невольно вышло на новый виток. Вот как это было.
Перво-наперво мы опоздали. Когда вошли, представление шло полным ходом: зал был до отказа забит поклонниками, дежурно шуршали букеты, поэт сиял на сцене в свете софитов. В руках у него была гитара, и я смутно заподозрила неладное. Первое стихотворение, поразившее мое отягощенное дискурсами сознание, посвящалось октябрю: с дерев опадали листья, перелетные птицы покидали родные края, день укорачивался, по ночам подмораживало. Ну-с, допустим. Второе стихотворение воспевало июнь: тут поэт отдал дань и юной зелени, и запаху полевых трав, и облачкам на голубом - разумеется, каком же еще?- небосклоне, и девственной чистоте заката. Я насторожилась. Третье стихотворение кокетливо манило перенестись в апрель, где, естественно, таяли сосульки, по лужам прыгали мокрые воробьи, солнце ласкало песочек, и нерадивые школьники спешили умыкнуть со школьного двора. Я начала ерзать. Четвертое стихотворение расточало восторженные комплименты январю, в котором искрился снег (с неба периодически сыпались его хлопья), и дружелюбный снеговик веселил детвору оранжевой морковкой. Пятое стихотворение вновь предлагало романтическое путешествие в октябрь, где листья уже окончательно пожелтели, опали, крик птичьей стаи смолк до весны, и подул леденящий кровь ветер. «Как, опять октябрь?» - оживилась я, доставая блокнот. Дальше… впрочем, достаточно. Итого я насчитала: октябрь – 8 стихотворений, июнь – 6, сентябрь – 3, апрель, декабрь и январь – по 2. По-видимому, стихотворный цикл носил оригинальное название «Времена года».
Между тем, первое отделение закончилось.
В антракте мой друг повел меня к поэту Н. знакомиться. «Ой, какая красивая!» - воскликнул лирик и поспешно отвернулся к гостям. Недоуменно потоптавшись, мы с другом устремились вниз, в курилку. Там мы нос к носу столкнулись со знакомыми журналистом К. и политологом С., которые тут же увлекли нас в соседний зал, на круглый стол по Солженицыну. Круглый стол как раз подходил к концу, и на десерт смаковалась проблема земства, которое, по мысли классика, «должно спасти Россию». «Пожили бы вы в костромской деревне месяцок», - мрачно подумала я, вспоминая тамошний бардак, однако, перспектива земского проекта уже полностью завладела умами участников, и пришлось прослушать аргументы «за» в полном объеме, в результате чего на второе отделение к поэту Н. мы бессовестно опоздали.
Когда вошли, поэт, в романтическом угаре терзая гитарную струну, хореем разделывал под орех июнь, затем вновь почтил своим божественным ямбом октябрь и напоследок анапестом окончательно добил апрель, из которого сквозь переливы струн, в ритме танго, волнующе заструилась серебристая капель, заглушаемая аплодисментами. Дальше поэта трижды вызвали на бис, солидного вида поклонники с букетами устремились к сцене, группа фанатов помоложе теснилась в фойе в ожидании автографа. Концерт окончился.
Вручив три розы красных, мы с другом спустились в ресторан, куда вскоре подтянулась и основная компания. Расселись. Поэт Н. был разгорячен, рассказывал о поездках по городам и весям, увлекаясь деталями, затем душа его и вовсе возликовала, и он принялся осенять поцелуями то мой лоб, то щеку, то снова лоб, поминутно испрашивая у моего друга разрешение. «Какой Вы ласковый, - иронически умилилась я на очередную порцию нежности, - только поэты бывают такими ласковыми!». Поэт зарделся, расправил плечи, нервно-вдохновенным жестом откинул челку со лба и побежал за блокнотом. Вскоре, когда мы уходили, он уже строчил что-то в углу. «По-видимому, воспоследует очередное стихотворение про октябрь» - сказала я другу, и друг весело рассмеялся ;)
Добавить комментарий
Комментарии: 8
Спасбо за Ваш очинь харошый руский езыг. Пью как гоголевский. Границы моего языка - границы моего мира (не я сказал, витгенштейн) и чую вакуум при отсутствии оного. Еще раз спасибо... Я б поставил точку после дежурного шуршания букетов, еще раз расшаркавшись пред носителем языка. Это редкость в наши дни. Так же благодарю за гишпанский, эвору и мандельштама. Возможно, еще за впечатления от моря, музыки, эмоций и всеобъемлющей любви. Скатертью тебе дорога и семь футов под килем! Очень приятно, что такие люди в стране савецкай есть). Кстати, именно в силу своей "занятости" Вы такая. Несублимирующая, надеюсь)
Показать ответы (4)
Хорошая такая сублимация у поэта Н...))
Добрая, о природе и погоде, птичках...
Нежный спермотоксикоз.
Показать ответы (1)
Добрая, о природе и погоде, птичках...
Нежный спермотоксикоз.